Кому в раю жить хорошо... - Страница 12

Заметь, свидетельство написано в третьем лице, тогда как слова Йеси всегда от первого лица! Кто как не автор мог бы поднять себя на такую высоту? Как оказалось, автор легко повторил мои слова от своего имени, и получилось, что истина повернулась на сто восемьдесят градусов. Только его пощупать можно, а я объект несколько удаленный.

Исполняйте волю, а какую?

И тогда уже под вопросом само существование Йеси, который вдруг становится до неприличия приятным и лакомым персонажем, который закрывает одних, обрекая их на беспросветное существование, уделом которого становится служение вампиру, выдавливая Бога Живого из жизни людей, превращая его в мифический персонаж, которому на земле нет места. А герои, которые обнаруживают незавидное терпение и святотатство, умирают один за другим не своей смертью. И поднимает других, в общем-то, мифические персонажи, узаконивая их существование. И ни миллионы сгоревших заживо, ни миллионы похороненных заживо, ни нищета, ни голод, ни болезни не могут образумить народ, который решил стать мертвечиной.

Глубокое зомбирование у людей или потоп продолжается до сего дня?

Любить можно одного Бога, все другие или на посылках, или помощники, и как бы уже не Боги, но Боги. И поскольку вампиры, не стесняясь, рубили людям головы, люди, как им казалось, выбирают меньшее для себя зло. Спасители, в качестве посредников, оказались очень удобными: пришел, поплакал, получил индульгенцию…

Бедные люди! — скорбно вздохнул Дьявол, чокнувшись с Борзеевичем кружками, хитро переглянувшись, и осушил кружку с чаем до дна. — Войти в мою землю можно лишь праведнику, который не знает другого Бога, кроме меня. А Йеся разве не другой? Вот человек — он чужой для меня, он судимый мной, и как бы он не тешил себя надеждой, имя его я буду рассматривать во всякое время. Или тот же водяной — он честь меня, он Дьявол, который утром видит мудрое решение, а вечером того же дня испытывает внутренность, и судит человека, поднимая дела его, и бросает под ноги консервные банки, чтобы показать мне, кто поднимет ее, чтобы пожалеть меня и мои произведения. Дружба с водяным лишь поднимает человека, обращая мое внимание на то, что человек вхож в собрание Бога, тогда как сын человеческий и сонм святых

Плагиатеры, конечно, раскроили историю, с писанием сверили, поняли, не совсем образ мученичеством отображен — что-то прибавили, что-то убавили. Они уже две тысячи лет мучаются, подправляя свидетельство то в одном месте, то в другом… ох, Манька, если бы ты изначально прочитала благое слово…

И засим я искореняю человека с лица земли от лица моего: поднимаю вопрос — где глаза ваши были, когда лжепророк и сборище садо-мазо все время мозолили глаза?

В истории в любое время можно найти вампиров и их деяния. Вот, например: во времена мрачного периода вдруг ни с того ни с сего люди становились безумными целыми городами. Убрать безумие мог бы я за одну субботу, но кто станет искать меня, когда безумие нашло на человека?

Думаешь, сейчас не отрезают головы?

Страшно подумать, сколько людей смотрят на вампира, и не уразумеют. Если сын или дочь внезапно изменились — сделай анализ и подумай, где и кто мог так с твоей семьей пошутить. А это даже не проклятие, это всего лишь безобидная муштра, чтобы человек не вышел за рамки дозволенного, оставался, так сказать, скотом. Вампирам нужны доходы. Большие доходы! Не сидят Святые Отцы без зарплаты, кому кризис, кому мать родна. Если мысли об одном и том же, и мечта катит в глаза, обнимая неисполнимыми желаниями, посмотри, кто стоит за спиной твоей, обращая взгляд в ту сторону, куда смотреть и вредно, и бесполезно, и опасно. Если ноги несут тебя туда, где меньше всего выгоды человеку, вырви дерево, которое поднялось и заслонило собой твою листву, и правит твоим телом, обращаясь с тобой, как с вьюченным животным…

И вот такой Бог, Манька, не любит тебя.

И я не люблю! Страшная сила объявила тебя своим имуществом.

Я — Бог Нечисти, я Дьявол, и я поднимаю себя, когда отправляю человека в Бездну. И мне надо много-много ваших сознаний, чтобы получить первоматерию, которая укрепит мироздание. Мне нужны миллиарды планет, как твоя, где я мог бы развернуться и насадить сад, чтобы Поднебесная не считала себя Ягой Виевной на речке Смородине. Бог Валес, муж ее, тоже мой Сын. Черные Дыры, которые бомбят Бездну, удерживая ее, тают, и я должен кидать в топку одну звезду за другой — а где их брать, если не поднять еще землицы? Земля уходит в Небытие, а вынуть ее оттуда можно только в обмен на красную глину. И я бы рад пожертвовать собой, и когда пойму, что нет иного способа вернуть земле силу, пожертвую, но это чревато взрывом, который уничтожит все живое в Подвселенной. И вампиру нужна земля, чтобы нежить себя плодами ее и пасти свой травоядный скот, который насытит его молоком и мясом.

— Вот я, — поддакнул Борзеевич, который внимательно слушал Дьявола с сумрачным лицом, с отсутствующим взглядом, пытаясь вспомнить, как жил две тысячи лет назад, — сочиняю исторические хроники, и подробностями хроника обрастает. Живенько так, будто сами там побывать успели. Здоровый праздный мужик, замеченный своей душой, вдруг стал объектом пристального внимания — и людям ни с того, ни с сего вдруг захотелось лобзать его рученьки. Согласен, прообраз был, который выставил церковные знания на обозрение миру, и нашлись те, кто смог их оценить по достоинству. Такой масштабностью никто людям кровь не пускал. С одной стороны повеселились, с другой, — Борзеевич сердито посмотрел на Дьявола, — разделся я, Манька, до лохмотьев… Кажется, память вернулась… Людей много, но людей-то можно по пальцам пересчитать!