Дальше Твердь, которая держит на себе Небо и Землю, и все воды, которые над нею и под нею. Твердь — это Ад, Чистилище, миновать ее нельзя. И нужно проткнуть ее, чтобы пришить свою землю к моей. Прийти в мою землю не сможет ни один из вас, если до Тверди головой не достал. Как таковую, вы не имеете Ее а себе, скорее тормоз, когда вопль на одном конце земли заставляет на другом почувствовать угрызения совести., но сама земля, на которой вы, обучена Закону, и взаимодействие двух земель подчиняется Ему. Так вампир понял, что может обобрать ближнего.
— Похоже на трусость, — подметила Манька.
— Осторожность! — поправил Дьявол, ничуть не обидевшись. — Манька, меня Небытие со всех сторон окружает! Ты хоть представляешь, сколько живых и зверей, и людей ко мне прицеплены? Если из каждого полетят образа Богородиц, Спасителей, иже с ними святые и родственники, я истаю в тот же миг!
А на Небе самое что ни на есть Бытие. Там текут реки, там бродят огромные стада животных, там растут деревья. Небо лежит от края до края, и человек, или любое другое существо, которое можно назвать человеком, в мгновение ока переносится из одного места в другое. Некоторые из них могут опускаться на нижний уровень, до Тверди. Черти шныряют по всей земле, собирая горячие новости.
В общем, жизнь и на том свете достаточно насыщена.
Там человек обретает вечную жизнь, там Господь ответит каждому, кто его просит об этом. Я — душа человека. И никакие они там не шары, а обычные люди. Земля имеет ту форму, которая присуща человеку. С ногами, с руками, с глазами, разве что здоровее, я не кормлю их прахом, не насылаю на них червей. И голос мой, как голос Бога.
— А водяной как об этом знает? Он сказал, что прекраснее места нет.
— Он одной ногой стоит на Небе, другой на Земле.
Манька тяжело вздохнула, понимая, что вход на Небо ей заказан. Вампиры прикрутили ее сначала к этой жизни, потом к Аду, а потом к Бездне. Оказалось, это не так уж сложно. С другой стороны…
— А если земля вынута из Бездны, почему ты о себе говоришь, что пострадал?
— Это я после понял, что земля не совсем я, когда обнаружил еще одну материю — красную глину, из которой лепятся сознания. Я сначала думал, что это тоже земля. Но, понаблюдав за нею, заметил, что она не такова. Она могла дрейфовать в земле, и земля ее никак не ощущала, а она землю. А когда я пытался ее расшевелить, она думала о себе «Я» и замечала за собой какие-нибудь состояния. А в том месте, где она соприкасалась с Бездной — наружу выставлялась новая земля. Не в таком количестве, но все же достаточно, чтобы понять, что именно мной она и была, отвалившись от меня, как обгоревшая кожа. Сама она была бестолковая, и, по ходу, истратила все свои силы. Я не могу сказать, что я материален, а она стала именно материальной, но не настолько, чтобы считать ее землей. Она материальна для меня, но не для земли.
Я долго думал, что с ней делать. Вроде и выбросить жалко, и стать мной она уже не могла. Не была мне врагом, и друга во мне не видела. Самое смешное заключалось в том, что если оторвать от нее кусочек, этот кусочек тоже мог пропищать «я», и еще одна странность — она умирала, если ее не подзаряжать.
И, наконец, подытожил: если я умер, остался калекой, заканчиваю свои дни убогим, я должен дать себе еще один шанс. Эту новую материю я назвал «красная глина», потому что в этом месте я пролил кровь, но это было не на столько болезненно, чтобы считать, что я истек кровью. Сознание я не терял, способность мыслить при мне осталась. Не скажу, что мне было больно, и когда я щупал ее, я чувствовал, что ей тоже не больно. Но все же, она была мной, и как бы потерей.
В целом, она, то есть я, оказался очень дружелюбным. И первая моя мысль была сделать еще одного меня. Но затея не увенчалась успехом. Она не чувствовала землю, как я, не умела произнести слово, она оказалась менее интеллектуальной, чем земля, которая быстро накапливала информацию о самой себе. В массе своей тут же обо всем забывала и засыпала. А если я отворачивался, не подзаряжая, таяла, уходя в Небытие, оставляя после себя землю.
Печально взирал я на себя обгоревшего.
И тогда я решил немного поработать над нею, закрепив на материальном уровне. Так она окончательно потеряла свое «Я», и многие миллионы лет валялась бесхозной, пока однажды мне не пришло в голову создать живое существо. Идея оказалась удивительно удачной. Я внезапно понял, что могу смотреть на себя ее глазами. Меня охватила глубокая радость. И уже тогда я начал подумывать создать мыслящее существо, с которым бы я мог разговаривать, которое вернуло бы глину в ее первоначальное состояние, или, по крайне мере, приблизило бы ее ко мне. Мое пространство не такое, как ваше, я могу слепить все что угодно, и оно будет материальнее, чем твои мучители. Если уж на то пошло, я стал мечтать о блохе, которая бы стала прыгать и восхищаться: о, как здорово, о как великолепно — а я как бы по любви с ней живу. Но такую блоху, которая должна есть то, что я дам, не кусая меня самого.
Первый человек и первая женщина не имели между собою ребра. Самостоятельные, не как животные, но и недалеко. И вдруг обнаружил, что друг друга не ищут, не злые, но и не добрые, как камни. И абстрактно мыслить не получается.
И тогда стал думать, как оставить их самостоятельными и в то же время мудрыми.
Пришел к выводу — устроить надо по образу себя самого, но, вместо Бездны пусть будет другой человек, чтобы и у человека была Небесная и Поднебесная. И тогда он будет не как Бог, а друг и брат, и муж или жена. И боль одного позовет другого. А появятся дети, он будет учить их искать доброе.